Проповедь, Иерей Сергий Гурдяев
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа
Сегодня четверг первой недели Великого поста и сегодня мы завершили чтение Великого покаянного канона преподобного Андрея Критского, к которому вновь обратимся уже во второй половине Четыредесятницы.
Перед нашим духовным взором прошла вся Священная история: от грехопадения Адама до Боговоплощения, Крестных страданий, Воскресения и даже Страшного суда.
Мы вновь внимали тому, как прп. Андрей сокрушается о своей душе, и сравнивает ее преступления с грехами людей, живших до него, людей Библии. Наверняка, сам прп. Андрей не совершал подобных грехов, как и не совершали их большинство из нас, стоящих теперь в храме. Мы не совершали убийства своего брата подобно Каину, не были гонителями целых народов подобно древнему фараону, не покланялись Ваалу как цари Манассия и Ахав. Но почему же прп. Андрей сравнивает грехи своей души с этими, казалось бы, не в пример, бо́льшими падениями праотцев и призывает нас разделить с ним это переживание? Какими мерками мы можем измерить глубину падения или величину совершенного греха?
Рассуждая над этим, можем предположить, что почти всегда имеет значение не величина греха, а тот факт, что раз за разом, попадая в ситуацию выбора, мы выбираем грех.
Если попытаться насколько возможно просто определить, что значит согрешить, то самым простым объяснением будет сознательный выбор между Богом и Его противником. Когда мы совершаем грех, то всякий раз вполне свободно мы становимся на сторону противника нашего спасения. И если подойти к своим грехам, пусть даже не столь кровавым и масштабным, о которых мы слышали в каноне, с такой точки зрения, то весь смысл оказывается не в тяжести поступка, а именно в сознательном уходе от Бога.
Поэтому и грех первых людей, которые сознательно выбрали вкусить запрещенный плод, мало чем отличается от наших грехов, от грехов нас, людей, живущих ныне. Ведь мы тоже выбираем сотворить волю свою вместо воли Божией.
Но, казалось бы, если мы уходим на страну далече подобно блудному сыну, но возвращаемся, то о чем же сокрушаться? Ведь мы всегда помним, куда нужно идти обратно и знаем, что Отец нас всегда ждет. Мы возвращаемся с той богопротивной стороны, но возвращаемся уже совсем не такими, какими мы туда уходили. С той стороны невозможно вернуться прежним. Нельзя пойти на сторону противника и не быть израненым, запачканным предательством. И дело не в том, что Бог после этого не желает с нами общаться. Дело в том, что мы, чувствуя себя изменниками, не достойными прежней любви, уже не можем с Ним общаться по-прежнему. Это мы, подобно Еве скрываемся в саду своей совести от взора Творца. Слыша звук его голоса, прикрываемся листьями, ощущая стыд, от собственной наготы. Это мы подобно Адаму в безумстве своего греха не можем простить никого, иногда даже Самого Бога, говоря: виноват Ты, давший мне жену, которая соблазнила меня.
Но, видя эту глубину падения людей, живших прежде, и примеряя ее к собственной душе, мы видим также и покаяние, возвращение тех людей к Богу. Мы видим пример веры Авраама, Ноя, мытаря Закхея, о котором повествует евангелист. Видим, как ушедшие возвращаются и ищут примирения с Небесным Отцом. И мы видим, как тяжело дается им это возвращение, какие испытания и борьба встречаются на обратном пути. Видим, как Авраам, доверяя Богу идет на гору, для того чтобы в жертву принести собственного сына. Можно только предположить, что он чувствует и как тяжело ему дается каждый шаг на эту гору. Видим, как кается Давид и пишет строки покаянного псалма «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей…». Этими словами до ныне мы пользуемся и восхищаемся ими. Видим ревность пророка Илии.
Все это приводится нам в пример, чтобы мы поняли: обратная дорога, хотя она и тяжелая, а иногда совершенно невыносимая, но она есть. Господь хочет помириться с нами, он нас прощает. Он хочет, чтобы мы не скрывались от Него подобно древним людям в Раю. Он хочет, чтобы мы остановились в этом бесконечном беге от Него, оглянулись и снова вернулись к Нему.
Аминь.